В истории России В.Д. Набоков — космополит и патриот, член Первой Государственной думы, министр крымского краевого правительства во время Гражданской войны. Вся его политическая жизнь богата крутыми поворотными моментами; здесь мы вспомним лишь некоторые из тех, что в деталях особенно являют Владимира Дмитриевича обязательным и благородным человеком — настоящим человеком чести, которым, даже в воспоминаниях политических противников, он и являлся всю жизнь.
1905
В январе 1905 года российское общество переживало трагические последствия расстрела народного шествия, которое вошло в исторический обиход под именем «Кровавое воскресенье». 9 (22) января 1905 года в нескольких частях города для разгона массового мирного шествия было применено огнестрельное и холодное оружие; как сам факт расстрела, так и количество убитых и раненых потрясли общественность. В этой ситуации представители разных направлений политической мысли осудили действия царского правительства. Естественно, официальная цензура принимала все меры, чтобы ограничить публичность подобных высказываний.
12 (25) января Владимир Дмитриевич Набоков, будучи гласным Петербургской городской Думы с 1903 года, «произнёс на ее заседании гневную речь о расстреле рабочих и предложил выделить на помощь семьям погибших 25 000 рублей» (Брайан Бойд, «Владимир Набоков: Русские годы»). За два месяца до этого Владимир Дмитриевич принял в своем доме на Большой Морской улице заключительное заседание легендарного Земского съезда, который призывал к принятию конституции, созыву законодательного собрания и предоставлению гражданских прав. Для В.Д. Набокова и то, и другое имело свои официальные последствия: сообщение о его выступлении три дня спустя было опубликовано только в «Русских ведомостях», ему было отказано в возможности продолжить преподавание в императорском Училище правоведения, а 20 января (2 февраля) он был лишён камергерского титула.
В художественной реальности романа В.В. Набокова «Память, говори» эти события в жизни его отца принимают такую форму: «В 1904 году на официальном банкете он отказался поднять бокал за здоровье монарха и, как говорят, преспокойно поместил в газетах объявление о продаже придворного мундира» (пер. Сергея Ильина).
1908
Брайан Бойд, биограф Владимира Набокова, показывает, как герой «Прозрачных вещей», «заключенный в тюрьму за убийство жены, идет на всякие ухищрения, чтобы получить в награду «рай одиночного заключения». Одиночество, невыносимое состояние для одних, другим приносит возможность сделать больше, чем в отвлекающих обстоятельствах.
Бойд говорит, что эта мысль Набокова сродни высказанной отцом писателя в ряде статей, написанных во время трехместячного заключения в тюрьме «Кресты» (куда он был отправлен в середине мая 1908 года за подписание «Выборгского воззвания» после разгона I Государственной думы).
Владимир Дмитриевич, человек деятельный и обязательный, использовал три месяца в камере как нельзя более плодотворно: помимо написания статей, он также составил собственную программу чтения, руководствуясь которой, читал, среди прочих, Федора Достоевского, Фридриха Ницше, Кнута Гамсуна, Анатоля Франса, Эмиля Золя, Виктора Гюго, Оскара Уайлда. Также он «прочел всю Библию и изучил итальянский язык, после чегопринялся за Данте и трехтомник Д’Аннуцио. Такая же работоспособность и природный оптимизм поможет в тяжелые времена его сыну. […] Владимир Набоков […] и в тесной берлинской комнатушке работал с неиссякаемой, почти исступленной энергией и изобретательностью» (Б. Бойд, «Владимир Набоков: Русские годы»).
Вот, как В.Д. Набоков описывал свой обычный день в камере… После завтрака, который начинался без двадцати минут семь (подъем — в пять утра, к этому времени Владимир Дмитриевич уже успевал почитать Библию), «ровно в семь часов» В.Д. Набоков брал итальянскую грамматику — и два часа подряд с пятиминутным перерывом учил «спряжения, неправильные глаголы, местоимения, слова», прохаживаясь по «келье» маленькими шагами. В половине десятого он принимался за чтение по уголовному праву — с параллельным конспектированием. После обеда, который давали в полдень, «немного пофланировав», с половины второго и до четырех Владимир Дмитриевич писал собственные статьи, а в четыре часа принимался «за серьезное чтение — историческое или философское». Ужин — с шести до семи вечера, а с семи до девяти, как пишет старший Набоков, — «легкое чтение, преимущественно по-итальянски. В 9 делаю свою постель, прибираю комнату, отмечаю на стене минувший день, перечеркивая карандашную полоску, и в 9 ½ — ложусь спать».
Вдохновиться тем, как В.Д. Набоков рационально использовал своё время, несмотря на обстоятельства, можно, прочитав его заметки «Тюремные досуги» (1908) (внимательный читатель — особенно сейчас — заметит, конечно, иронию в заглавии), которые в 2015 году были переизданы в книге: В.Д. Набоков. До и после Временного правительства. — СПб.: «Симпозиум».
