Гармонь ему купила в детстве мать. Он рассказывал мне, с каким трудом она досталась ему. В бедной семье едва хватало денег на еду, а тут вдруг решили купить сыну гармонь… Приобрели инструмент с рук. Василий Иванович запомнил тот радостный день навсегда. Гармонь уводила его от многих бед, горечи и страданий. И пока мать стряпала на кухне, стирала или гладила бельё, мыла посуду или полы, он усердно играл ей. Садился рядом на стул с ней и изо всех сил старался понравиться. Ему уже тогда хотелось скрасить тяжёлый труд матери, порадовать её, утешить. Мать была отзывчивым слушателем. Хвалила. Подбадривала. Порой стихала, присаживаясь у окна, тяжело положив на колени руки, и заслушивалась игрой сына. В такие минуты тихого, безмолвного общения он как никогда чувствовал радость от материнского понимания.

Гармонь внедрилась в народный быт из-за своей «звонкости», а может, благодаря городскому влиянию. Бесчисленные тальянки, ливенки, бологовки, трехрядки, хромки за какие-то полстолетия заполонили не только русский Северо-Запад, но, видимо, и всю Россию, о чем так возмущенно писал Ф.И.Шаляпин. И он прав, говоря о сниженности народного хорового искусства. Гармонь и частушка почти полностью вытеснили культуру многоголосья, а также старинные песни дорийского и фригийского ладов.

Традиционные народные инструменты — рожок, свирель, балалайка, жалейка — также скромно затихли, не выдержали напора медноголосой, несколько нахальной певуньи.

Но как бы мы ни относились к гармони, к этой новоявленной и самоуверенной спутнице народного быта, надо и ей отдать должное. Она, как могла, долго и верно служила русскому народу. Да и сейчас еще служит, хотя клубные работники нередко ее преследовали, вероятно за излишнюю фамильярность… В космос ее, правда, пока не берут, но на танках и на эсминцах она езживала. Побывала и во многих европейских столицах.